С: Вообще изначально начиная играть такую музыку в Перми, мы понимали, что аудиторию мы скорее всего только среди своих друзей найдем…
М: которых полтора землекопа…
С: Но, как показала практика, когда мы выложили первый EP, выхлоп был достаточно большой. Именно российский выхлоп. Но где-то внутри теплилась надежда, что мы сейчас начнем бомбить по лейблам и что-то получим. Маша сначала помогала нам с пиаром и стала отправлять наш релиз в различные блоги, и блоги тоже начали отвечать. И тогда наш первый полноформатный альбом мы стали отправлять на лейблы. Мы верили, что английский язык нам в этом поможет. Но дело еще и в том, что английский язык всегда был частью нашей жизни: мы росли на Monty Python, брит-поп был мое все: я вообще с этого начинал. Я побывал в Англии в 2008 году. Это неизгладимое впечатление на меня произвело: я понял, что хочу двигаться в эту сторону.
М: Не было еще такого интереса и бума к русскоязычной музыке в то время, когда мы начинали сотрудничать с иностранцами. Хотелось просто путешествовать. Это, наверно, самое главное вообще. Мы даже представить себе не могли, сколько мы будем путешествовать…
С: Учитывая еще, что на это время пришлась пресловутая культурная «пермская революция» в 2007-2011 годах. У нас был Пикник «Афиши», и к нам приезжали всякие там Tesla Boy…
М: и они все пели на английском...
С: И все равно некая инерция нас, как провинциальной группы, она все-таки была. Нам хотелось её преодолеть, хотелось показать, что мы тоже можем...
С момента основания группы в 2014 году вы работаете с английским языком (названия группы и релизов, лирика). Подразумевалась ли изначальная нацеленность на англоязычную аудиторию, на экспорт своей музыки?
С: На самом деле мы довольно часто по Центральной России гоняем…
М: Екб, Нижний, Москва, Питер — обычно у нас такая география, потому что так легче чисто по логистике. Но вот Казани у нас пока не было…
С: На самом деле нам, конечно, хотелось бы, чтоб вот эта дистанция между нами и российской аудиторией сокращалась. Это происходит, и мы чувствуем это. И у нас есть определенные планы на то, чтобы эту дистанцию дальше сокращать, именно в своем творчестве пытаясь найти баланс. В том числе, возможно, мы будем делать следующий альбом двуязычным: то есть запишем и на английском, и на русском. По крайней мере попробуем.
Вы устраиваете небольшой тур в мае. Как вы думаете, это поможет хотя бы отчасти устранить диспропорцию, что в России вас знают намного меньше, чем в Европе?
С: На самом деле, с каждым выпущенным альбомом мы делаем по одному официальному видео. Например, первый клип-мультфильм Roadhouse, нарисованный нашим другом Александром Кошелевым до сих пор порой можно увидеть по 2х2. Последнее видео Glasgow Coma State нам сделал кореш из Сан-Франциско Закари Джей Роделл, он использовал аналоговое глич-оборудование и исказил то, что мы сами записали на айфон на нашей студии.
В Rocket Recordings два человека — Крис Ридер, который нас курирует, и Джонни О’Кэролл. Так вот Джонни по образованию — видеограф и может сделать клип на мах. Но стилистика, в которой он работает, не совсем нам подходит. Это касалось всех видеографов, с которыми нам приходилось сотрудничать по крайней мере здесь в Перми, а их здесь естественно очень немного.
М: Это или такая серьезочка, где ручки с барабанами показывают, ножку с бочкой показывают. Или «давайте щас вам сделаем супер psychedelic, цветов туда всяких накидаем». Мы сами еще не могли найти язык, который бы визуально отражал то, что мы делаем. Но мы сейчас с Сашей вообще увлеклись темой визуальной, стараемся над этим работать...
У вас почти нет клипов. Как вы сами отмечаете в лекции ИМИ: «У нас с этим немножечко провал». Ваш лейбл Rocket Recordings предлагает какие-то решения этого вопроса?
Саша: Есть такая легенда, которая на самом деле не легенда, а реальный случай: году в 2013-ом мне приснился сон, где была сцена и на ней стояла ударная установка — знаешь, на ударных установках обычно пишут названия группы — там было написано GNOOMES. И я подумал, что это прикольное название для группы. В то время я был в свободном плавании, кавер-музыкант. И, когда пришла пора основать группу вместе с (бывшим) барабанщиком Пашей, я вспомнил, что есть отличное название.
То есть у нас даже не было мысли брать его или не брать. Была только эта опция...
Маша: Оно было идеально в нашем понимании. Доля инфантилизма тоже была в то время, безусловно. Это задумывалось, как что-то мечтательное с детскими переживаниями.
С: Паша мне тогда сказал, что, если есть группа Pixies, почему бы не быть группе GNOOMES. Со временем мы начали понимать, что гномы — это что-то такое мифологическое. Мы начали играть вокруг этого и строить сами свои мифы. На русском языке «гномы» звучит достаточно смешно, но в нашем контексте все окей.
Почему вы называетесь так, как называетесь? Расскажите про историю названия группы.